Неточные совпадения
Осёл увидел
СоловьяИ говорит ему: «Послушай-ка, дружище!
Бог знает, удовольствовался ли бы поэт или мечтатель природой мирного уголка. Эти господа, как известно, любят засматриваться на луну да
слушать щелканье
соловьев. Любят они луну-кокетку, которая бы наряжалась в палевые облака да сквозила таинственно через ветви дерев или сыпала снопы серебряных лучей в глаза своим поклонникам.
— Зачем нам в концерт? — сказала бабушка, глядя на него искоса, — у нас
соловьи в роще хорошо поют. Вот ужо пойдем их
слушать даром…
— Не
соловья, а меня
слушайте! — сказал он нежно, но решительно. — Я не мальчик теперь — я тоже взрослый, выслушайте меня, Марфа Васильевна!
— Я не хочу, не пойду… вы дерзкий! забываетесь… — говорила она, стараясь нейти за ним и вырывая у него руку, и против воли шла. — Что вы делаете, как смеете! Пустите, я закричу!.. Не хочу
слушать вашего
соловья!
Он сел опять на крылечко и, вдыхая в себя наполнивший теплый воздух крепкий запах молодого березового листа, долго глядел на темневший сад и
слушал мельницу,
соловьев и еще какую-то птицу, однообразно свистевшую в кусте у самого крыльца.
— Вот тебе, говорят, и заключенье: послушай-ка наших московских — не
соловьи, что ли?
Я не помню, как дошел я до З. Не ноги меня несли, не лодка меня везла: меня поднимали какие-то широкие, сильные крылья. Я прошел мимо куста, где пел
соловей, я остановился и долго
слушал: мне казалось, он пел мою любовь и мое счастье.
Мама,
Слыхала я и жаворонков пенье,
Дрожащее над нивами, лебяжий
Печальный клич над тихими водами,
И громкие раскаты
соловьев,
Певцов твоих любимых; песни Леля
Милее мне. И дни и ночи
слушатьГотова я его пастушьи песни.
И
слушаешь, и таешь…
У Никитских ворот, в доме Боргеста, был трактир, где одна из зал была увешана закрытыми бумагой клетками с
соловьями, и по вечерам и рано утром сюда сходились со всей Москвы любители
слушать соловьиное пение. Во многих трактирах были клетки с певчими птицами, как, например, у А. Павловского на Трубе и в Охотничьем трактире на Неглинной. В этом трактире собирались по воскресеньям, приходя с Трубной площади, где продавали собак и птиц, известные московские охотники.
Они гуляют в тенистой роще и
слушают пение
соловья.
Въехав в кусты, Хаджи-Мурат и его нукеры слезли с лошадей и, стреножив их, пустили кормиться, сами же поели взятого с собой хлеба и сыра. Молодой месяц, светивший сначала, зашел за горы, и ночь была темная.
Соловьев в Нухе было особенно много. Два было и в этих кустах. Пока Хаджи-Мурат с своими людьми шумел, въезжая в кусты,
соловьи замолкли. Но когда затихли люди, они опять защелкали, перекликаясь. Хаджи-Мурат, прислушиваясь к звукам ночи, невольно
слушал их.
Перед рассветом Хаджи-Мурат опять вышел в сени, чтобы взять воды для омовения. В сенях еще громче и чаще, чем с вечера, слышны были заливавшиеся перед светом
соловьи. В комнате же нукеров слышно было равномерное шипение и свистение железа по камню оттачиваемого кинжала. Хаджи-Мурат зачерпнул воды из кадки и подошел уже к своей двери, когда услыхал в комнате мюридов, кроме звука точения, еще и тонкий голос Ханефи, певшего знакомую Хаджи-Мурату песню. Хаджи-Мурат остановился и стал
слушать.
— Сделай, — говорит, — ему визит, посмотри на него, а главное,
послушай — поет курского
соловья прекраснее.
И об вас вспомнила и много расспрашивала: помните, говорит, вы с барышней
соловьев в рощу
слушать ходили?
Надя (смеясь). Так и сидеть. Вот слышите, в роще
соловей поет. А вы сидите да
слушайте. Как хорошо так
слушать.
Прятались от проливных с грозою дождей и выкопали землянку; одно время повадились мирно ломать грибы, но те скоро в жаре прошли; говорили о пустяках, местных мужицких делах,
слушали россказни о Ваське
Соловье.
— Ведь это хорошо кончилось. Я ему на другой день говорю: так — я тебя испугался. А он отвечает: «А ты меня испугал, потому что я стоял
соловья заслушавшись, а ты вдруг крикнул». Я говорю: «Зачем же ты так чувствительно
слушаешь?» — «Не могу, — отвечает, — у меня часто сердце заходится».
Мавра Тарасовна. Для тебя, миленький, видно, круглый год поют; вечерняя заря тебя из дому гонит, а утренняя загоняет. Дурно я об сыне думать не могу; так все полагаю, что ты
соловьев слушаешь. Уж здоров ли ты?
Многие, в том числе я сам, прихаживали в театр не за тем, чтобы
слушать оперу, которую знали почти наизусть, а с намерением наблюдать публику в третьем акте «Аскольдовой могилы»; но недолго выдерживалась роль наблюдателя: Торопка обморачивал их мало-помалу своими шутками, сказками и песнями, а когда заливался
соловьем в известном «уж как веет ветерок», да переходил потом в плясовую «чарочка по столику похаживает» — обаяние совершалось вполне; все ему подчинялось, и в зрителях отражалось отчасти то, что происходило на сцене, где и горбатый Садко, озлобленный насмешками Торопки, против воли пускался плясать вместе с другими.
В такие ночи курские жители наслаждаются своими курскими
соловьями:
соловьи свищут им напролет целые ночи, а они напролет целые ночи их
слушают в своем большом и густом городском саду.
— А весна в этом году поздняя, — сказал Матвей, прислушиваясь. — Оно и лучше, я не люблю весны. Весной грязно очень, Сергей Никанорыч. В книжках пишут: весна, птицы поют, солнце заходит, а что тут приятного? Птица и есть птица и больше ничего. Я люблю хорошее общество, чтоб людей
послушать, об леригии поговорить или хором спеть что-нибудь приятное, а эти там
соловьи да цветочки — бог с ними!
Роза
слушала эту песню и была счастлива: ей казалось, что
соловей поет для нее, а может быть, это была и правда.
Слушаю я ее разиня рот, точно
соловья какого, и то очень еще мне нравится в ней, что держит себя она благородно.
Думаю я, тут что-нибудь да не так, это не то, что с Васькой Шибаевым
соловьев у перелеска
слушать.
— Такому певцу да лесные песни
слушать! — бойко подхватила Фленушка, прищуривая глазки и лукаво взглядывая на Василия Борисыча. —
Соловью худых птиц
слушать не приходится… От худых птиц худые и песни.
— Известно что, — ухмыльнулся Васютка. —
Соловьев по ночам вместе слушают-с, по грибы да по ягоды по лесочкам похаживают. Были у них ахи, были и махи, надо полагать, всего бывало. На эти дела в скитах оченно просто. Житье там разлюли-малина, век бы оттоле не вышел.
Ни
соловьев в перелесок
слушать вместе с приезжими купчиками не хаживала, ни разговоров нескромных не слыхивала, ни проказ девичьих не видывала.
По целым часам
слушал он певчих пташек, а весной целые ночи перекликался с
соловьями.
— Ну, парень, туда мне ходу нет, — молвила Марьюшка. — Вот что: зачнет темнеть, приходи в перелесок… Туда, где в прежни года со своей прынцессой
соловьев слушал… Ждать тебя буду и все расскажу. А теперь ступай поскорее к матушке.
Я попросил играть Бетховена. Наташа широко распахнула двери балкона. Из сада потянуло росой и запахом душистого тополя; в акации щелкал запоздалый
соловей, и его песня покрылась громкими, дико-оригинальными бетховенскими аккордами. В зале, при свете маленькой лампочки, убирали чай. Дядя сопел на диване и
слушал, выкатив глаза.
Но
соловьев я
слушать не хотела, а не желая подводить своими слезами Барбалэ — мою утешительницу, я пошла в конюшню, где тихим, ласковым ржанием встретил меня мой верный Шалый.
— Позовите Никиту, — сказал капитан с своей всегдашней доброй усмешкой. — Никита! ты не прячься, а горных
соловьев послушай.
Соловей перестал петь, а они все еще
слушали, то есть лекарь перестал их свидетельствовать, а пациенты все еще высовывали язык и грозились кулаком.
Чистил как-то Левонтий около парадной избы двустволку, засвистал солдатский походный марш своего королевства… Услыхал королевич, по лицу словно облако прошло, задумался. Клюнуло, стало быть, — вспомнил. Царица к ему с теплыми словами, плечом греет, глазами кипятит, а он ей досадный знак сделал, не мешай, мол,
слушать… С той поры Левонтия и близко к крыльцу не подпускали. Определили его за две версты в караульное помещение, дежурным бабам постные щи варить. Свисти,
соловей, сколько хочешь…
Через два или три дня после лекции, поздно вечером, когда в Таврическом саду свистали
соловьи и у частокола, ограждавшего сад, стояли в молчании и
слушали певцов несколько любителей соловьиного пения, я увидал здесь воспоминаемого литератора. Он был чрезвычайно уныл, и вдобавок все его изнеможденное болезнью лицо было исцарапано и испачкано, а платье его было в сору и в пуху; очевидно, он был в большой переделке.